Если говорить про врожденные противонаправленные влечения (к жизни и смерти; либидо и агрессию):
Задумывались ли Вы когда-либо, как ребенок проходит родовые пути? Из жажды и любви к жизни или из желания разрушения матери?
Все теории построены на том, что влечения направлены на объект — нельзя хотеть разрушить или любить без наличия объекта (даже если пока уровень психического развития не позволяет увидеть и воспринимать Другого целостно, но пока лишь — как частичный объект).
Зрелая любовь подразумевает сохранить то, что любишь — это результат огромного эволюционного пути.
Способность матери быть толерантной по отношению к жажде ребенка насытиться, включает и любовь, и агрессию.
Потому так важно психическое умение переносить амбивалентные чувства одновременно, иначе близкий (ребёнок или партнёр, или коллега) будет казаться ТО хорошим, достойным любви, ТО плохим, которого из ненависти можно убить. Расщепление — самый примитивный механизм психики.
Такое отношение сводит с ума даже взрослого. Легко представить, что становится с пока что растущей психикой младенца.
С самого начала нашей жизни мы попадаем в амбивалентный конфликт этой реальности:
ребенок хочет родиться, но мать хочет сохранить себя — и тогда мать показывает ребенку агрессию (когда отказывается тужиться, например, чтобы ребенок не повредил ее органы).
Но также мать хочет освободиться от ребенка, вытолкнуть, родить — и это тоже агрессивно, но в отличие от предыдущего примера агрессии, здесь есть и любовь: поскорее помочь младенцу пройти то, что Ранк назвал травмой рождения.
Ребенок сталкивается с расщеплением в первые же секунды схваток — объект, который обеспечивал рай (тёплую матку, где можно быть пассивным и все получать), лишает этого рая. Психическое убежище — пространство, часто буквальное, внутри которого человек недоступен для других. Это броня, непроницаемая с обеих сторон, ведь выбраться из нее человек часто и сам не может.
В психическом убежище человек находит спасение от примитивной тревоги, но цена этой безопасности – отсутствие внешних контактов и, соответственно, отсутствие эмоционального познания.
Убежище — это область относительного покоя и защиты от напряжения, но оно становится патологическим, когда используется как единственно возможный способ взаимодействия с фрустрацией.
Известна история одного римлянина, который собирался на войну и сломал ногу на пороге своего дома. Таким образом он смог отказаться от энергии жизни, либидо, потентности, но остаться живым физически.
Существует множество способов «не знать» реальность, внешнюю или внутреннюю, объективную или психическую — гораздо больше, чем способов знать. Наиболее часто мы используем «закрывание глаз».
Существуют и более радикальные способы отрицать реальность или нарушать свою способность ее постижения. Можно радикально разрушить аппарат восприятия и мышления - впасть с психоз и выстраивать в нем альтернативную версию реальности.Некоторые пациенты обращаются за помощью, поскольку чувствуют, что застряли в таком убежище и хотят выбраться. Другие приходят в анализ в панике, поскольку они утратили свое психическое убежище, и прекращают анализ, когда находят новое.
Многие убежища совершенно конкретны: человек находит укрытие в комнате/офисе.
Иногда сам анализ становится убежищем, когда человек на протяжении недель встаёт с кровати только для того, чтобы отправиться на сеанс – и на сеансах молчать. При этом все попытки аналитика интерпретировать убежище проваливается.
Иногда человек может описывать пространство, в котором он прячется от внешнего мира, где его защищает идеализированный объект, с которым он в своих фантазиях предается множеству удовольствий.
Механизм убежища:
В БСЗ фантазии психотическая часть Я соблазняет не-психотические части личности и предлагает им идеальные решения всех их проблем, в т.ч. безопасную, понятную, идеально подходящую близость, прототипом которых могут являться фантазийные идеализированные отношения с материнской фигурой, которой не хватало в детстве или по которой человек скучает.
Это желание оставаться в блаженном раю, лишенном фрустрации, когда есть заботящееся лицо, точно угадывающее, что необходимо в данный момент.
Такое состояние — результат провала психичеких защит и возможности справляться с тревогой и вызовами реальности.
Так некоторые не хотят (по-детски)/не могут понимать — они нуждаются, чтобы их понимали. И используют слова и действия, чтобы оказать влияние на Другого, а не выстроить близость.
Такая ситуация может злить. Приходится бороться с чувством использования, ведь остро нуждающийся превращает собеседника во все выдерживающую маму.
В анализе в таком случае интерпретации должны быть сосредоточены на аналитике, а не на пациенте. Но когда Стайнер говорит пациенту С. «Вы пытаетесь сделать так, чтобы я загрустил», С. соглашается, но затем чувствует себя отравленным и мучается расстройством кишечника.
Такие люди страдают от одиночества, но часто выбирают жизнь отшельника, т.к. без помощи Другого выбраться из убежища непросто, сопротивление и ужас реальности заставляют вернуться в нору, пещеру, склеп.
Психические убежища Рильке:
В своих письмах к Андреас-Саломе Рильке показывает, что всякое отношение в жизни для него опасно и вынуждает его через некоторое время бежать, чтобы не оказаться растворенным в объекте. Это верно прежде всего касательно женщин, которых он любит.
То же справедливо в отношении его жены Руфи или его дочери, с которыми он был неспособен жить дольше, чем несколько месяцев.
Он отчаянно нуждается в том, чтобы любить, чтобы его любили и о нем заботились, но не выносит слишком значительной помощи, поскольку такое движение к нему объекта предполагает взаимность, и он приходит в ужас.
Рильке нашел ту наилучшую дистанцию, которую ему нужно соблюдать с объектом, на Капри в декабре 1906 года, на вилле графини Шверин, где он писал «Записки Мальте Лауридса Бригге». Там он был один, в компании двух дам и девушки, «от которой иногда получал яблоко, ею собственноручно очищенное».
С опорой на одноимённую книгу Стайнера.